От редакции. Статья Сергея Любенко многим покажется достаточно стрёмной. Но, оглянувшись вокруг, мы видим стада землян, большинство из которых (особенно представителей среднего класса и богохульной интеллигенции) нам захочется назвать «плебеями». Однако, назвать современного человека «плебеем», - это оскорбить настоящих плебеев, плебеев Древнего Рима. Восстановить историческую справедливость и призвана нижеизложенная статья.

---------------------------------------------------------------------

ПЛЕБЕИ РИМА И БУДУЩИЕ ПАТРИЦИИ РУСИ.

В ушедшем 2005 году т.н. « все прогрессивное человечество» праздновало 60-летие окончания 2-й Мировой войны и «освобождение мира от фашизма». Особенно помпезно это событие, именуемое «победой в Великой Отечественной войне», отмечалось в неосоветской Эрэфии. В лучших традициях красного агитпропа русским внушалось, что они «защитили свободу и независимость своей Родины» и т.п. И хотя уже не говорят, что отстояли завоевания Октября, благо их лживый колосс рухнул вскоре после подобных торжеств, большинство народа нашего все еще принимает подобные уверения за чистую монету. Культ «великой победы» одинаково действует на слесаря и на профессора. Критически мыслящая часть русских давно дала себе ответ на закономерный вопрос: а что такое Родина и была ли она тогда независима? Как известно, упомянутую «свободу и независимость» наша страна обрела в 1917 году, когда власть в ней захватила шайка международных террористов, ставленников финансового интернационала. Тогда Русь и стала окончательно свободной и независимой от русских. Родину нам заменили чужбиной, назвав ее родиной. Нас призывали: «Прежде думай о Родине, а потом о себе», проговорившись, что это понятия разные, что ты – ничто, а она, государственная власть – всё. То есть, мы должны думать об их родине, а не своей.

Даже если рассматривать тему в ностальгическом имперско-православном ключе, концы с концами не сходятся. В самом деле, если Россия – Православие, Самодержавие, Народность, то, разве, к 1941 году эти ипостаси имели место? Храмы не лежали в руинах, Бога не заменил диамат? В Кремле – белый царь, а не хан, плохо говорящий по-русски? Аристократия и демос благоденствуют? Да полноте. Россия была заклята Совдепией. А что мы имели после войны? Все то же, по сути, и хуже. И Гулаг не исчез, и с попустительства благодарного кремлевского горца русофобы осуществили жесточайший погром национально мыслящей группы коммунистов, вошедший в историю под названием «ленинградского дела». Примерам таким несть числа. Тут надо сразу же пресечь спекулятивные измышления всевозможных «державников» о том, что власти приходят и уходят, а Родина, мол, остается. Доводы, на которые купилось немало наших соплеменников в годы той войны. Ибо Родина существует в данности, в исторической реалии. И она не просто место проживание народа. Главное - кто в ней мы сегодня: господа положения или рабы. А «завтраками» пусть кормятся дураки. Родину защищают, когда она действительно родина, а не уродина образца советчины. Когда ты в ней хозяин на деле, а не на словах дешевой песенки. Когда ты можешь проявить свою разовость. (Раз – от божественного «РА», в значении главный, первый). Вот тогда - то и надо за Родину (за РОД, за себя), разить ее врагов. (Отсюда – Разин). Родина - кровное, конкретное понятие. Другой просто нет. На Родине все сословия живут в согласии, все свои. Как это было в Третьем Рейхе. Чужие, в лучшем случае, только гости. Простолюдины имеют те же права, что и высшие ее слои. Уровень жизни низов позволяет им не заглядывать в карман родственников-соседей. Древнегреческий историк Полибий, говорил, что та страна поистине блаженна, где находятся в гармонии монархия, аристократия и демократия.

Живуч подлый миф о том, что немцы шли нас поработить и уничтожить все русское. Но как можно поработить порабощенного и уничтожить уничтоженное? Как надеть хомут на хомут? Минус на минус дает плюс. Убить убитого означает его воскресить. «Смертию смерть поправ». Немцы могли идти нас только спасать. (Об этом есть пророчества старца Аристоклия). Или сионо-большевистское рабство лучше немецкой воли.Одно из двух. Как немцы могли уничтожить все русское, когда русское и немецкое едины изначально? Тацит не различал германцев и венедов-славян. А призвание варягов? А петровская германизация, разве не тоже самое? Два миллиона русских воевало на немецкой стороне. Они что были рабы? Разве немецкая власть посылала их на Беломорканал, расказачивала, подвергала Голодомору и коллективизации? Если бы столица новой империи была в белом Берлине, а не в красной, точнее, цветной Москве, это было бы для нас хуже? И мы говорили бы на 2-х языках, как народы того же СССР? О баварском пиве мы лучше умолчим. Родина там, где мы полнокровно живем, там, где свобода обеспечена мощью национального государства.

Представим виртуальность. Немцы уже под Москвой. Встает вопрос о выборе судеб. Народ собирается на Форуме Красной площади, власти трепещут и нагнетают патриотический пафос призывами о спасении отечества, обращаясь к «братьям и сестрам». Но вот … чудо: народ не торопится спасать такую власть, он думает, а не достигнет ли он желанных благ от ее врагов. Народ объявляет об этом своим поработителям. Перепуганные и вмиг побелевшие, они клятвенно заверяют впредь больше не творить никаких злодейств, обещают восстановить в правах всех раскулаченных и расказаченных, всех незаконно репрессированных тут же реабилитировать, выплатив им щедрую компенсацию и т.д. и т.п. Но народ непреклонен. Коль власти приходят и уходят, сначала уйдите, а там посмотрим. Отечество ведь остается. Потом и суп с котом.

Могло ли быть такое в принципе? Об этом знаменитый сталинский тост за здоровье русского народа. «…Иной народ мог бы сказать своему правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой». Из контекста понятно, о каких ожиданиях идет речь, равно как и то, что русскому народу та война была не нужна. Правду не утаишь. Родина народа есть его свобода. А инородческое правительство со своею «страною» и лжеотечеством – совершенно другое. Хазарская химера, по словам Л.Гумилева. Увы, русский народ, имея оружие в руках, не реализовал альтернативу своего свободного развития. И он, что никак его не оправдывает, не одинок в подобной ситуации. Бывало, что мазохисты-подданные спасали своих садистов-правителей. В какой–то мере испанский народ во времена наполеоновских войн поступил подобным образом, ответив «герильей» на попытку создания могучей европейской империи, нового Рима и выступив на стороне нового Карфагена (Англии). Тут уместно сказать, что многие исследователи находили немало аналогий в архаичной Испании и «патриархальной» России, столь обожаемой нашей патриотовщиной. Собственно, их и искать-то не надо. В 1812 – м году крепостные русские крестьяне, которых продавали, как скот, одурманенные патриотическими призывами защитить Отечество, спасли своих господ во имя сохранения этого же крепостного рабства. А ведь был реальный шанс взять реванш за поражение пугачевского восстания, которое в свете современных представлений имело, несомненно, немало здорового в причинах своего возникновения и развития. Объявивший себя императором Петром III, Е.Пугачев ориентировался на политику государя – европейца, стремившегося к отмене позорного крепостничества, которое по душе только закосневшим холопам. «Люди холопского звания – сущие псы иногда…» (Н.А. Некрасов). Но такова историческая наследственность собачьеголовой опричнины, ненавидевшей стремление русского народа в Европу. «Вот-ста наш Пугачев едет» - говорили мужики о другом императоре-европейце, сыне Петра III - Павле I , который выступил против обазиатившегося по отношению к низшим сословиям дворянства. Против «золотого века» Екатерины II, прогнувшейся под российскую ордынскую систему.

Но вернемся ненадолго к Испании. Более впечатляющей картины, чем написанной Эдгаром По в рассказе «Колодец и маятник», пожалуй, нет. Герой – жертва инквизиции, обречен на смерть в ужасных мучениях. Особенно потрясает финал. «И вдруг – нестройный шум голосов! Громкий рев, словно множество труб! Гулкий грохот, подобный тысяче громов! Огненные стены отступили! Кто-то схватил меня за руку, когда я, теряя сознанье, уже падал в пропасть. То был генерал Лассаль. Французские войска вступили в Толедо. Инквизиция оказалась в руках своих врагов».

Когда читаешь это, думаешь о России. Сколько раз Европа протягивала нам руку спасительной помощи. 1812 и 1941 годы – только главные вехи на этом пути. Тема сия столь глубока и обширна, что рамки статьи не позволяют этого сделать. Лучше предоставим читателю самому критически покопаться в истории, проанализировать события, переосмыслить факты.

Пока герой Э.По сражается против инквизиции за жизнь, в это время народ Испании сражается за «свободу и независимость Родины», в т.ч. инквизиции. Абсурд, дурдом. Правильно. «Испанские» параллели тонко подметил через образ Поприщина – «испанского короля» Н.В.Гоголь в «Записках сумасшедшего».

К великому сожалению, русская общественная мысль в лице лучших своих представителей не всегда умела вырваться за красные флажки патриотизма на свободу, к торжеству нации над государством. Отсюда – позиция Ф.М.Достоевского в «Братьях Карамазовых» по этому вопросу - отрицательный персонаж Смердяков.

Но было ли когда реально, чтобы народ во время войны, отверг своих правящих угнетателей, назначил других, искал помощи у «врагов» и добился для себя разительных улучшений? Оказывается было! И нигде–нибудь, а в Древнем Риме, главе мира. Пример величайшей цивилизации более чем поучителен. И дали его небезызвестные плебеи.

Величьем Рима был его народ,
Тот самый «плебс» с оттенком униженья,
Он только за себя ходил в сраженья
И только так достиг вершин господ.

Когда речь заходит о плебеях, первые ассоциации обычно негативные, что-то презрительно-низкое слышится в этом имени, тут и бескультурье, да и тождественность с хамством представляется. Посмотрим, так ли это на самом деле, и кого в современном русском понятии можно называть плебеями.

Плебеи – в Древнем Риме первоначально свободное население, не входившее в родовую общину и не имевшее прав на пользование общинной землей. В результате упорной борьбы с патрициями (нач.5- нач.3 в.в. до н. э) добились включения в состав римского народа, уравнения в правах с патрициями. При этом у плебса (общины - населения подчиненных Риму городов) оставались определенные земледельческие и гражданские права. Плебеи сами вносили свое дело на рассмотрение суда, но в государственном управлении не принимали никакого участия. В военное время они, как землевладельцы, составляли главную часть пехоты. По мере роста их состояния возвышалось их положение и в собрании центурий. Впрочем, в целом, в начале Римской республики права плебейской общины были незначительны. При предложении сенатом нового закона, избрании правительственных лиц мнение ее не могло повлиять на окончательное решение, право которого принадлежало куриям патрициев. Община была под опекой у власти, которая советовалась с ней в важных случаях. Но не более.

Интересно, что еще во времена царей в состав сената были допущены и плебеи, т.н. patres conscripti, т.е. отцы, старшины приписанные, но число их было слишком мало для серьезного влияния.

Патриции же были прямыми потомками и наследниками первых поселенцев основателей Рима, которые расположились на холмах Палантин, Квиринал и Целий отдельными племенами, а впоследствии составили одно нераздельное целое. Собрание знатнейших и старейших их родов, избранное ведать и решать всякие дела с главой государства (первоначально) и народом представляло собой сенат. Сенат и народ мог выбирать царя. Народ в начале также состоял из представителей знатнейших родов и выражал свое мнение о государственных делах на Форуме.

Теперь ближе к теме. Еще при царях существовал закон о долгах, согласно которо-му, веритель имел право назначать своему должнику размер процентов, мог требовать процентов на проценты и в случае несостоятельности должника мог закабалить его себе в рабство. (О процентном рабстве ХХ века мы хорошо знаем). Правда, уже при Сервии Туллии эти законы в части, позволявшей за неуплату долга брать самого заложника в кабалу, были отменены, и обращение должника к собранию центурий имело большую важность. Справедливости ради надо отметить, что еще первый Тарквиний составил новые центурии из числа недавно поселившихся в Риме, получившие доступ в сенат, численность которого возросла вдвое (200 членов). При Тарквинии Гордом постарались ослабить и устранить значение этих собраний и возвысить значение бывших законов о долгах. После изгнания последнего царя аристократы, чтобы приобрести поддержку при учреждении республики вернули плебеям их права, но потом, обретя силу, вновь восстановили эти законы во всей строгости. Мало того, угнетение плебеев усилилось. Плебеи, недальновидные и непредусмотрительные, плохо заботились об укреплении своих прав, об их расширении. Они мало тревожились о государственных делах, предпочитали не слишком вдумываться в них, их больше беспокоили насущные жизненные потребности. (Как это напоминает наши дни!) Но все же, к их чести, когда они замечали грозящую их интересам опасность, тогда они поднимались на борьбу и искали возможности сбросить с плеч ненавистное иго. Собравшись с силами, народ находил своих предводителей, людей прозорливых, зажиточных, из простого же состояния вышедших и крепко стоящих за его права.

Восставший народ не успокаивался до тех пор, пока не достигал равенства с древними правительственными родами граждан. ( Чего, увы, не скажешь о нас). Большая часть плебеев, в т.ч. и распределенных в городских трибах, состояла из честных поселян, занимавшихся скотоводством и земледелием. (Они напоминают жителей Ижевска, поднявшихся на борьбу против большевиков в Гражданскую войну). Отчасти вследствие частых войн, когда некогда было заниматься хозяйством, поселяне входили в долги. Занимаемая сумма вручалась должнику (nexus), который в залог отдавал скот, землю или рабов(!), а случалось, что прибавлял еще себя самого, жену и детей. Если в назначенное время он не мог выплатить долг, то, с согласия заимодавца, ему давалась отсрочка, но с процентами. Эти последние были так высоки, что установленные впоследствии законом 12% считались большим облегчением. Если такой должник и после этого не мог отдать долг, то, по приговору суда он обращался в полного раба (addictus) своего заимодавца. Дома большей части патрициев стали настоящими тюрьмами, в которых недавние свободные и отважные граждане вынуждены были изнуренно трудиться под бичом надсмотрщика. Подобных жестокостей с должниками не позволяли себе богатые плебеи: на них можно было пожаловаться в собрание триб. Патриции же успели по отношению к себе уничтожить право подобных апелляций.

Причины, которые побуждали патрициев проявлять к подобным в этническом отношении людям черты, присущие азиатскому способу производства, лежат в психологии привитой во тьме более отдаленной эры и составляют отдельную тему чрезвычайной важности.

Во время консульства кроткого Сервилия и жестокого Аппия Клавдия недовольство народа перешло в открытое восстание. Если Сервилий предлагал освободить должников от тяжелых процентов, то его напарник, напротив считал, что народной сволочи – как он называл плебеев – и так слишком благоволят, и потому с ними не стоит церемониться. Поскольку мнения консулов разделились, сенат бездействовал. В это время дошли вести, что враги (соседние вольски) опустошают римские земли. Такая новость надоумила нерешительных. Война показалась лучшим средством отвлечь римскую чернь. Но, не тут-то было! Народ далеко не сочувствовал такой мере, войско не собиралось! Благодаря обнадеживающим обещаниям, военачальнику Виргинию, пользовавшемуся у плебеев большим уважением, удалось собрать легион и рассеять толпы вольсков. По возвращении в столицу он нашел в ней прежнее волнение. Неизвестно, как долго бы оно продолжалось, но в это время сильное войско вольсков двинулось на Рим. Сверху раздались призывы защитить «отечество», его «свободу и независимость». Общая опасность на время приостановила внутреннюю неприязнь и смуту. Но тут-то и наступил момент истины! Похоже, Боги откликнулись на народные мольбы. В народное собрание вдруг явился изможденный старик, в изодранном рубище, привлекая громкими воплями всеобщее внимание. Он обнажил свою изувеченную плетьми спину и поведал, что в 20 походах со славой сражался за отечество, в качестве центуриона водил воинов к победе, а теперь вот, на старости лет, с обоими сыновьями попал за долги в рабство, где день и ночь изнывает под ударами плетей. Вид этого почтенного старика и его речь тотчас же возымели решительное действие на собрание, крики негодования на ростовщиков- кровопийц гремели, как громы. Народ потребовал уничтожения кабальных законов, грозя в случае отказа разбить сенат. Аппий Клавдий хотел было прибегнуть к строгости, но едва спасся от народной ярости. Живо «представляя себе ужасы рабства и безысходности, плебеи спрашивали друг друга: неужели из-за этих терзаний стоит защищать отечество и не лучше ли будет открыть врагам ворота Рима и от них получить то, чего не может дать им это неблагодарное отечество?» - пишет историк Вильгельм Вегнер ( курсив мой – С.Л.). Естественно, видя такой оборот дела, власть в лице наиболее лояльных народу представителей поспешила успокоить его обещаниями различных облегчений. После бурных совещаний решено было на время военных действий прекратить всякие судебные преследования. Это возымело некоторый успех. Войско собралось, выступило в поход, отогнало неприятеля. Всю добычу отдали войску. Но с воцарением мира возвратилась к притеснителям их прежняя алчность и жестокость. Маний Валерий, избранный диктатором, не мог одолеть упорство Аппия Клавдия и решился прямо высказать народу, что не может исполнить то, что обещал перед походами.

Вроде бы аристократы победили, но победа эта таила в себе призрак пораженья. Еще оставалось в полях два отряда из той группы, что сражалась под предводительством консулов. Они отказались повиноваться, узнав о продолжающемся порабощении плебеев. Консулы вынуждены были спасаться от гнева воинов, начальники-патриции были свергнуты, отряды, объединившись, выбрали себе в предводители храброго испытанного Сициния Велута (494 г. до н.э.) и с развернутыми знаменами и значками перешли р. Анио и остановились лагерем на возвышенности, которую после этого стали называть «Священная гора». Скоро в этот отряд отпавших римлян прибыло много вооруженных поселян и граждан, людей уважаемых, желавших пожертвовать имуществом, спастись от угнетения патрициев и вздохнуть свободно. Стали совещаться. Предстояло выбрать из трех вариантов одно: или присоединиться к другому народу, или основать самостоятельную республику, или двинуться на Рим для уничтожения системы, созданной патрициями и установления образа управления приемлемого для народа.

Последнее предложение имело большие шансы на успех, поскольку население в Риме раскололось на две противоборствующие партии. Плебеи укрепились на Авентине и Эсквилине, патриции замкнулись на Палантине, Квиринале и Капитолии и тоже выжидали момента, готовились. Весьма интересно, что патриции хотели вообще изгнать плебеев из Рима и заменить их на новых переселенцев. (Это напоминает иммиграционную политику правящих «патрициев» РФ). Однако в сенате одержали верх более взвешенные и дальновидные решения. Были отправлены послы к восставшим с предложением больших льгот. Один из них, Менелий Агриппа, пользовавшийся в народе большим уважением, человек благонравный и добрый, рассказал обступившим его людям басню следующего содержания. Однажды члены человеческого туловища возмутились против желудка за неучастие в их движении, за то, что он лениво пользуется готовыми плодами их труда, и вот они уморили тунеядца голодом, но, сбросив с себя его постыдное иго, погибли в итоге сами. Рассказ этот, представивший тесную связь в государстве рабочих и управляющих классов, заставил народ задуматься. Агриппа объявил, что сенат и патриции предлагают полное забвение прошлого, возможно долгов, а также, освобождение несостоятельных должников из рабства, если народ возвратится к своим обычным занятиям. Но народ баснями не кормят. Предложению Агриппы воспротивились народные вожди Сициний и Юний Брут, ярые республиканцы – демократы. Они считали, что все предложения – не более как очередные уловки и что, если исправлять зло, то радикально. Народные совещания приняли решение на будущее плебеям иметь своих облеченных властью защитников, обязанных стоять за их имущественные права, беречь их личную свободу, подчиняться лишь определениям суда, составленного из плебеев. Именно с этих пор и появились в Риме знаменитые народные трибуны. Они должны были быть свободными от правительственных и полицейских должностей. Главная их обязанность состояла в официальном, полномочном представительском служении интересам плебейской общины, в защите ее от деспотизма привилегированных родов. Таким образом, в 493 г.до н.э., с учреждением трибунской власти в развитии римского общества произошел качественный перелом, было положено начало самому римскому народу как таковому. Патриции и плебеи становились единым народом юридически и фактически. Название должности трибуна не ново. Еще при царе Сервии Туллии в каждой трибе, как известно, был трибун, который ведал в ней полицейскую, финансовую и военную часть. Но перед патрициями они силы не имели. С любым из них могли поступить как с каждым плебеем. Теперь учрежденные народные трибуны добыли себе статус особ неприкосновенных, оскорбивший их лишался покровительства закона и мог быть подвергнут смертной казни без суда. Кто препятствовал народному трибуну собирать народ и говорить с ним, тот преследовался впоследствии народным судом. Сначала трибунов было два, потом пять, затем десять. Трибуны сидели у входа в сенат, слушали сенаторов и, в случаях вредных для независимости и благосостояния плебеев, произносили вето (запрещаю), то самое всемирно известное вето, которое сковывало волю сената и заставляло его отменить или изменить свое постановление. Слуги трибунов также были неприкосновенны. Под руководством трибунов находились эдилы, обязанные наблюдать за правосудием в трибах, за порядком на народных играх и за правильным распределением средств, собранных из законных штрафов. Помимо этого эдилы надзирали за строительством и содержанием храмов, водопроводов, раздачей хлеба гражданам. Касса штрафов и управление эдилов находились в храме Цереры на Авентине.

Одним из главных преимуществ трибунской власти было право законодательной инициативы без предварительного одобрения в сенате.

Трибунат как учреждение, обладавшее властью останавливать решения сената и народного собрания, при его неприкосновенности и формальной безответственности, казалось, мог многих, приводить к преступлениям и в дальнейшем обрушить сам государственный порядок. Но, как мы знаем, у римлян оно существовало столетия и не только не мешало здоровому развитию общества, но еще не раз способствовало прекращению враждебности сословий.

Отличительной чертой трибуната явился его священный, магический характер.

Народные трибуны находились под особым покровительством и защитой подземных тектонических Божеств. Даже одежда и жилище народного трибуна считались неприкосновенными и священными. Человек, покушавшийся на трибуна, объявлялся проклятым (sacer esto).

Когда большевиков вроде С.М. Кирова называли и называют народными трибунами, это в свете вышесказанного может вызывать лишь горькую усмешку.

Крупнейший советский военачальник К. Рокоссовский был большевиками репрессирован, сидел в концлагере. Но, получив в руки оружие, не рассчитался с истинными врагами народа, предпочтя сражаться за мифическую «родину», где «так вольно дышит человек». Обладал ли он внутренней свободой того римского центуриона- плебея, который переломил ход истории? Вопрос риторический. Но казаки и кулаки обладали.

Противоборство плебеев завершилось всеобщим и искренним праздником. Согласие между гражданами было восстановлено. И хотя впереди, как показал ход истории, было еще немало конфликтов патрициев с плебеями (впереди были беспримерные по героизму и трагедии реформы братьев Гракхов) – основы гражданского общества в Риме были созданы. В фундамент римской государственности, просиявшей в веках непреходящей славой, был залит бетон народного единства, невиданной по силе и правде демократии. Демократии, не имеющей ничего общего, по сути, с профаническими демократиями современности. Вот примеры: жестоковыйный Аппий Клавдий был таки осужден народным судом на смерть. (Он, правда, предпочел покончить собой в тюрьме). Также плохо кончил позднее другой его родственник, тоже Аппий Клавдий, децемвир, ему грозил позор быть сброшенным с Тарпейской скалы, как изменнику, посягнувшему на свободу народа.

Символом народного единства, обеспечившим Риму впоследствии победу над чудовищным Карфагеном, стали пучки фасций, которые носили ликторы. От слова фасции происходит термин «фашизм». Известен случай, когда ликторы были посланы производить заведомо незаконный арест доблестного центуриона Публилия. Оскорбленный воин гневно оттолкнул их и скрылся в расступившейся перед ним толпе. Народ встал на сторону воина. С разбитыми фасциями (и головами) ликторы бежали. На следующий год Публилий был избран в трибуны, а еще через год – опять. Единство, оно не в символике, а на деле. Вот такой фашизм был. Благодаря Публилию право избрания народных трибунов собранию плебеев было облечено силою закона (471 г. до н.э.).

В дальнейшем в ходе сословной борьбы произошло слияние богатой и инициативной части плебса с верхушкой патрициата, особенно во второй половине 4 в., когда низы получили доступ к высшим государственным должностям , в т.ч. и в сенат.

Преторы, цензоры, консулы, диктаторы, жрецы из плебеев стали привычным явлением.

Людей перестали продавать в рабство за долги, воинам стали платить жалованье.

Нельзя не отметить, что в ходе борьбы плебеи вели себя более благородно, нежели патриции. Они практически не допускали недостойных, грязных методов (подлоги, подкупы, кривосудие и т.п.). Для многих патрициев все средства были хороши.

Можно утверждать, что в итоге в Риме образовалась аристократия совершенно иного качества. Прежняя аристократия обогатилась и преобразилась новой кровью, доказавшей на деле свое благородство и божественное предназначение. Плебеи, не захотевшие быть рабами и слугами, сами стали в известном смысле патрициями Рима великой славы. Рима, в сенате которого иностранным послам чудилось собранье царей. Рима, чье рядовое гражданство в пунических войнах победило карфагенскую олигархию с ее наемниками. Рима, который сам не выродился в Карфаген.

Весьма показательно, что в ходе этого становления угроза внешней войны служила своего рода оселком, на котором правился народный характер. Воевали плебеи всегда за свой Рим, за себя, за волю, говоря по-русски. Таковы эпизоды войны с сабинами (460г. до н.э.) и эквами (410 г.до н.э.), полные удивительных перипетий народных достижений. Войны были для плебеев ступенями на обетованный верх. Покорив Священную гору, плебеи, ведомые Гением Рима, шли выше. Есть выражение: что позволено Юпитеру, то не позволено быку. Плебсу, похоже, это было позволено.