Вольфганг Акунов

 

            О доброй старой Англии – колыбели рыночной экономики

 

      Когда мы говорим об Англии, как колыбели капиталистического строя,

то обычно не задумываемся над вопросом, почему трансформация феодализма

в общественную формацию, которую мы именуем капитализмом, или рыночной

экономикой, произошло именно в Англии? Почему существует капитализм? И

при каких обстоятельствах возник в Англии этот строй, характеризующийся

поистине лавинообразным увеличением  продуктивности труда?

     Крестьянин, жнущий рожь, «трудится», используя для достижения

результата своего труда всего лишь половину своих движений. Другая

половина его движений уходит на то, чтобы заносить серп, отдыхать и

снова собираться с силами, то есть, накапливать силы, для очередного

взмаха серпа. Когда он сеет, дело обстоит еще хуже. Кроме

непродуктивного движения, уходящего на то, чтобы размахнуться сеющей

рукой, крестьянин должен надолго прерывать процесс засева поля

вследствие необходимости пополнять запаса семян в своем фартуке.

Крестьянка, нагибающаяся для того, чтобы вытащить из грядки репу, строго

говоря, ничего не производит в то время, когда она нагибается. Ступня

ноги пряхи приводит колесо прялки в движение лишь тогда, когда эта

ступня опускается. С сегодняшней точки зрения все эти виды деятельности

представляются нам пустой тратой времени. В условиях феодализма

повышение производительности оказывается ограниченным землей и мышцами.

      По мере перехода от рабовладельческого общества к феодальному,

эксплуататоры стали предоставлять трудящимся несколько больше свободы и

оставлять им несколько большую долю произведенных трудящимися продуктов

труда. В результате трудящиеся стали производить больше, и эксплуататоры

смогли отбирать у трудящихся больше продуктов их труда. Аналогичный

метод использовали землевладельцы, превращая барщину в натуральный оброк

(продуктовую ренту), а позднее – в денежный оброк (денежную ренту). При

этом владельцы средств производства не действовали по какому-то заранее

определенному плану, а лишь реагировали представлявшимся им наиболее

разумным способом на возникновение новой ситуации. После введения в

оборот денег феодальное общество лишилось свободы маневра в плане

повышения производительности труда. Лишившись свободы маневра, феодалы

сделали ту же самую ошибку, избежать которой, в свое время, не удалось и

рабовладельцам – они начали отбирать у производителей слишком много

продуктов труда. В результате крестьяне и ремесленники, несмотря на

усовершенствование орудий труда и невзирая на больший трудовой опыт,

стали производить меньше продукции. В то же время потребности господ

продолжали расти. Класс феодалов никоим образом не смог изменить данную

ситуацию, несмотря на огромное желание изменить ее. В условиях

феодального способа производства решения этой проблемы просто не

существовало.

           Как известно, жнец не может жать как слева направо, так и

справа налево (кому это не известно или кто нам не верит, тому

рекомендуем попробовать пожать, или, за отсутствием серпа, хотя бы

покосить так самому хотя бы минут 10). Поэтому необходимо не только

помогать мышцам человеческой руки при  помощи других орудий труда, но и

поддерживать их при помощи энергии, если мы хотим в перспективе

производить больше. При помощи и поддержке новых орудий труда и энергии

жнец приобретает способность жать как слева направо, так и справа

налево. Но в этом случае на смену жнецу-человеку приходит жнец-машина,

именуемая жнейкой и являющаяся далекой предшественницей комбайна. Но

жнейки появляются лишь при наличии определенных предпосылок.

       Развитие производства шерсти и шерстяных тканей в Англии может

служить классической иллюстрацией истории возникновения капитализма.

       Англия отличалась от стран  Европейского континента тем, что

земельные владения, принадлежавшие помещикам, не позволявшим крестьянам

обрабатывать эти земли, имели в Англии, в общем, более крупные размеры,

чем на континенте. Другое отличие заключалось в том, что эти земли в

большей мере, чем на континенте, использовались в целях животноводства,

причем, прежде всего, овцеводства. Овцеводство отличается двумя

характерными особенностями. Во-первых, главным продуктом, получаемым от

овцы, является шерсть, которой овца, на протяжении многих лет своей

жизни, снабжает шерстяную промышленность. Во-вторых, овца нуждается, для

своего выращивания и поддержания себя в продуктивном состоянии, в

незначительном количестве рабочей силы.

       К числу элементарных потребностей человека относится, между

прочим, потребность в одежде. Еще сорок лет тому назад существовало не

так уж много материалов, пригодных для изготовления одежды. В настоящее

время мы увеличиваем количество различных видов сырья (не

увеличивавшихся на протяжении многих столетий), используя различные

синтетические волокна. Различие между кожей или шкурами и шерстью

заключается, прежде всего, в том, что для получения кожи или шкур

необходимо уничтожить животное, от которого мы их получаем, в то время

как в случае получения шерсти животное, от которого мы ее получаем,

остается в наличии. Прядение и ткачество более прогрессивны, чем забой и

свежевание скота. Прядение и ткачество более прогрессивны как с точки

зрения экономики, так и с точки зрения техники труда, или технологии. В

XV столетии ткацкое производство сукна из шерсти превратилось в

важнейшую отрасль ремесленного производства в Англии.

       В качестве предмета торговли сукно обладает не только теми же

самыми преимуществами, что и пищевые продукты – то есть, своей

постоянной и повсеместной востребованностью (за некоторыми исключениями

– например, в странах с особенно жарким климатом). До появления

холодильной техники сукно обладало, по сравнению с пищевыми продуктами,

еще и тем преимуществом, что его можно было в течение продолжительного

времени хранить на складах и транспортировать на большие расстояния. И

не случайно именно торговля текстильными изделиями нашла особенно

быстрое и широкое распространение, значительно опередив в этом отношении

торговлю продуктами питания.

       До наступления индустриальной эпохи, или эпохи промышленной

революции, в большинстве семей одежду изготавливали собственными силами

членов семьи. Многие семьи сами изготавливали также сырье для

производства одежды – сукно, и даже шерсть для изготовления этого сукна.

Другие семьи покупали сукно для одежды у ткачей-надомников. Изготовление

тканей и пошив одежды в эпоху до наступления промышленной революции

относились к числу видов деятельности, на которые уходила основная часть

рабочего времени трудящихся.

      Одежду невозможно экономить, одежда постоянно изнашивается, то

есть, расходуется, потребляется. Время от времени возникает

необходимость адаптировать одежду к размеру и форме человеческого тела,

изменяющимся в силу возраста и других обстоятельств жизни человека.

Потребность в одежде возникает постоянно, снова и снова, даже без учета

фактора моды. В этом отношении она подобна потребности в пище, утоляющей

чувство голода.

       Чем больше покупателей обращалось к купцам за товаром, тем с

большим нетерпением купцы следили за темпом работы ткачей-надомников.

Обнаружение новых масс людей на других континентах и открытие новых

морских путей, ведших в Индию, Индонезию, Китай и Японию, предоставило

торговцам новые возможности в плане продажи товаров, причем не только

сукна. Ремесленники при помощи имевшихся в их распоряжении традиционных

средств уже не могли обеспечивать производство в необходимых объемах. В

эпоху Средневековья каждый ремесленник, чтобы иметь возможность

работать, должен был сам предварительно позаботиться о снабжении своего

домашнего производства необходимым сырьем. Кроме того, ремесленник

должен был предварительно сам приобрести средства производства – ткацкий

станок, прядильную раму и т.д. Если же у него имелся ткацкий станок, то

работать за эти станком мог только один человек. Расширение производства

оказывалось возможным лишь в том случае, если у ремесленника имелись

средства для приобретения еще одного или нескольких ткацких станков.

       Торговцы нашли выход из создавшегося положения. Чаще всего, они

еще раньше торговали сырьем и готовой продукцией. Тогда они

предварительно продавали ремесленникам шерсть, пряжу, шелк, а затем

покупали у них изготовленную из этого сырья готовую продукцию. Теперь

торговцы стали поступать иначе. Вместо того, чтобы продавать

ремесленнику сырье, торговец стал выдавать ему сырье вперед, в качестве

аванса, при условии, что ремесленник, изготовив из этого «давальческого»

сырья готовую продукцию, продаст ее, по заранее оговоренной низкой цене,

только тому торговцу, от которого получил сырье. В условиях обострения

конкурентной борьбы ремесленнику не оставалось иного выхода, кроме

принятия условий торговца. В целях расширения производства торговцы

стали также отдавать средства производства ремесленникам напрокат. В

Германии подобная система именовалась «издательской», в ее рамках

торговец как бы «издавал», или «публиковал» (то есть, делал достоянием

общественности – в данном случае, достоянием клиентуры) изделия,

изготовленные ремесленником. В рамках этой системы ремесленнику больше

не приходилось прерывать процесс труда, отвлекаясь на закупку сырья и

продажу готовой продукции (в то время как раньше ему приходилось делать

все это самому). Таким образом, ремесленник мог отказаться от совершения

непродуктивных действий.

        «Издательская система» предполагала разделение труда. Не взирая

на то обстоятельство, что торговец разделял труд с ремесленником за счет

и не в пользу ремесленника, разделение труда давало преимущество

покупателям, поскольку в результате к их услугам оказывался больший, чем

раньше, выбор, или ассортимент, товаров, которые они могли приобретать

по более сходной цене.

        Впоследствии торговцы внесли в эту систему дальнейшее изменение.

Крупные торговые предприятия, а порой и банкиры, начали скупать

ремесленные предприятия, необходимые для производства каких-либо видов

продукции: например, овцеводческое хозяйство, мастерские

ткачей-шерстобитов, суконные мануфактуры, швейные и красильные

производства, и так далее. Они очень быстро сообразили, что гораздо

выгоднее объединить  все эти производства под одной крышей, чтобы

избежать потери времени на сообщение между этими производствами,

расположенными изолированно, на расстоянии друг от друга. В этих

изменившихся технических условиях произошло возрождение «мануфактуры».

Каждый отдельный ремесленник превратился в звено единой технологической

цепочки, все трудовые процессы оказались взаимосвязанными. Правда,

каждый ремесленник по-прежнему производил свое изделие целиком (так,

портной изготавливал все платье, а не только его отдельные части),

однако, вне всякого сомнения, в общем и целом, удалось добиться

колоссального улучшения технологии производства.

       Торговцы искали все новые возможности сбыта товаров, причем не

только в дальних странах, но и на «внутреннем рынке». По их указанию

производилось  все больше новых товаров, что, в конце концов, для семьи

стало дешевле купить необходимый товар на рынке, чем произвести его

собственными силами в домашних условиях. Таким образом, уже в XII и XIII

столетиях сложились гигантские по тем временам предприятия, на каждом из

которых трудилось несколько сотен рабочих. Сохранились свидетельства о

существовании около 1250 года во Флоренции мануфактуры по изготовлению

готовой одежды, занимавшей более 50 зданий и помещений.

       Производственные расходы были на мануфактуре ниже, чем в

ремесленной мастерской или при надомной работе. Мастерская

рассматривается в качестве машины, деталями которой являются люди.

       Английские мануфактурщики так быстро и так легко сбывали свое

шерстяное сукно, что им потребовалось для переработки большее количество

шерсти, чем могли им поставить владельцы овечьих стад. Овцеводы

использовали сложившуюся ситуацию борьбы за шерсть и стали требовать за

нее более высокую цену. Тем не менее, потребность в шерсти постоянно

росла. Шерсть закупали не только английские, но и зарубежные фабриканты

сукна – главным образом, фландрские фабриканты. В 1564 и в 1565 годах

сукно и другие шерстяные изделия составляли 82 процента от общего объема

всего английского экспорта. Англичане сбывали сукно во многие страны

мира, вплоть до Персии и Сибири.

       Потребность в шерсти возросла настолько, что крупные

землевладельцы Англии стали переходить к насильственному присвоению

общинных земель, на протяжении многих столетий гарантировавших

крестьянам хотя бы минимум экономической безопасности. Крупные

землевладельцы стали огораживать общинные луга и другие пустовавшие

земли, объявляя их своей собственностью и превращая его в овечьи

пастбища. Путем „огораживания“ были ликвидированы последние остатки

первобытно-общинного строя, сохранявшиеся до той поры на английской

земле. Высокие размеры доходов, получаемых от продажи шерсти, вскоре

побудили землевладельцев (дворян, духовенство, богатых горожан и богатых

фермеров) начать изгнание мелких фермеров из их фермерских хозяйств.

       По выражению английского политического деятеля, литератора и

утописта сэра Томаса Мора (1478-1535), казненного королем-протестантом

Генрихом VIII за верность католицизму и причисленного впоследствии

папским престолом к лику святых, „овцы, обычно столь кроткие и

неприхотливые, стали ныне такими прожорливыми и дикими, что начали даже

пожирать людей, а также поля, дома, опустошать и лишать населения целые

города. Во всех областях…, где добывается все более тонкая и потому все

более дорогая шерсть, знати, дворянам, а порой даже настоятелям

монастырей, святым людям, стало недостаточно тех ежегодных доходов и

прибылей, которые получались их предшественниками от своих владений…Они

не оставляют крестьянам ни клочка пашни, огораживают землю, превращая ее

в пастбища для скота, сносят дома, разрушают города, оставляя только

церкви и овчарни, и… превращают …все населенные пункты и всю прежде

обрабатываемую землю в пустыню“.

       Во многих областях землевладельцы сжигали целые деревни, чтобы

избавиться от обитавших в них крепостных крестьян. В других районах по

их приказу жителей даже убивали, чтобы использовать освободившуюся землю

для выпаса овец.

       Землевладельцы создали новый слой населения, которая прежде не

существовала – нечто единственное в своем роде. В услугах  и труде этих

людей не нуждался более, они в одночасье оказались лишними и никому не

нужными. Обездоленные изгнанники – „бомжи“ тех времен – бесприютными

толпами бродили по „доброй старой“ („веселой“) Англии и, поскольку

оказались лишенными возможности жить своим трудом, поневоле вынуждены

были жить нищенством и воровством. По требованию тогдашних законов,

бродяги подвергались массовому истреблению. Только в царствование

Генриха VIII (короля, правившего Англией в 1509-1547 гг.) было „казнено“

72 000 этих беженцев, вынужденных кормиться воровством. Царившие в

описываемое время в Англии порядки были, в частности, ярко описаны

Марком Твеном в его известном историческом романе „Принц и нищий“.

       Согласно одному из указов короля Эдуарда VI („того самого

„доброго принца“, которого Марк Твен заставил в своем  романе поменяться

на некоторое время местами с бедняком Томом Кенти), изданному в первый

год его правления (1547), «тот, кто отказывается трудиться, должен быть

обращен в раба человека, донесшего на него, как на тунеядца. Этот хозяин

должен питать своего раба хлебом и водой, слабым пивом и теми мясными

обрезками, которые сочтет подходящими для этой цели. Хозяин также вправе

принуждать раба к выполнению самой грязной работы всеми средствами,

включая плети и оковы. Ежели раб сбежит от хозяина и не возвратится

добровольно через 14 дней после побега, он приговаривается к

пожизненному рабству и должен быть заклеймен буквой «S» («С» - начальной

буквой латинского слова «сервус» – «раб» - В.А.) на лбу или на щеках».

Если раб трижды совершит попытку побега, он признается повинным в

государственной измене, и тогда его казнят. Всякий человек имеет право

забирать у бродяг их детей и держать их у себя в качестве учеников или

учениц – детей мужского пола до 24, детей женского пола – до 20 лет. При

попытке побега они обращаются в рабов своих  хозяев и учителей, которым

дано право заковывать их в кандалы, бичевать и поступать с ними по

своему разумению. Всякий хозяин вправе надевать на шею, руки или ноги

своих рабов железный обруч, чтобы лучше удостоверить личность раба и

затруднить рабу возможность побега».

       Бродяги шестнадцатого века были предшественниками фабричных

рабочих сегодняшних транснациональных корпораций. Именно тогда путем

конфискации или, точнее, экспроприации собственности английских крестьян

– тех самых «гордых йоменов», которых неустанно воспевали сэр Вальтер

Скотт в «Айвенго», Роберт Льюис Стивенсон в «Черной стреле» и сэр Артур

Конан Дойл в «Белом отряде» и «Сэре Найджеле» - был создан пролетариат –

слой населения, ранее не существовавший. Если не считать сходных по

названию, но обладавших совершенно иным статусом неимущих граждан

Древнего Рима – «пролетариев», не имевших иной собственности, кроме

своего потомства, именуемого по-латыни «пролес», и своего голоса на

выборах магистратов, но считавшихся, тем не менее, свободными римскими

гражданами, трудиться отнюдь не обязанных, живших за счет регулярных

раздач столичными властями продовольственных пайков – «анноны» –,

бесплатно получавших от  государства «хлеб и зрелища» (гладиаторские

игры, травлю диких зверей, колесничные и конские бега, состязания

атлетов, музыкальные и театральные представления и пр.)  и при  малейшей

попытки задеть их «честь» гордо восклицавшие: «Не прикасайся ко мне – я

гражданин Рима!» . В отличие от древнеримского «пролетария», пролетарием

Нового времени является человек, вынужденный обеспечивать свое

существование, работая на других и обогащая других, поскольку сам  он не

обладает собственными средствами производства.

       Без наличия этих насильно лишенных собственности людских масс

торговцы, землевладельцы и богатые ремесленники никогда не смогли бы

превратиться в фабрикантов. Именно насильственное лишение большой части

населения от прав и собственности является одной из главных предпосылок

развития капитализма. Капиталистам приходилось сгонять с насиженных мест

целые народы, чтобы иметь возможность перекачивать их, как жидкость, из

одного производственного центра в другой, в зависимости от  ожидаемой

прибыли. Это пребывание в «жидком состоянии» означает, что всякому, кто

желает заставить других работать на себя, в любом месте, в любой день, в

любое время суток, в любой сфере человеческой деятельности, достаточно

предложить трудящемуся определенную сумму денег, достаточную для

сохранения рабочей силы.

       Чтобы возник капитализм, рабочая сила должна стать товаром.

Рабочая сила превращается в товар путем экспроприации крестьян и

ремесленников, превращения их в бродяг и грабителей, воров, разбойников,

обманщиков и проституток. Людей ставят в такое положение, в котором они

не могут содержать себя иным путем, кроме предложения своей рабочей силы

на рынке. Капитализм означает отделение собственности на продукты труда

от самого труда. Если кто-то является частным собственником средств

производства, никакое повышение продуктивности труда не представляется

возможным.

        Доказательством того, что без лишенных собственности,

объявленных вне закона масс людей капитал не способен создать

капитализм, является эксперимент, поставленный в ходе исторического

развития Соединенных Штатов Америки. Английские владельцы капиталов,

переселившиеся в Северную Америку, вплоть до начала прошлого века

попросту не могли найти там рабочих, необходимых для налаживания

капиталистического промышленного производства. Рабочие являлись тем

слоем населения, который в Америке еще предстояло создать. Дело в том,

что в тогдашней Америке для каждого в избытке имелась дешевая земля,

переселенцев было невозможно заставить делить прибавочную стоимость,

созданную в результате их труда, с «работодателем». Крайне интересными

представляется, в свете выше изложенного, и жалобы предпринимателей на

то, как хорошо функционирует надомная промышленность свободных

американцев. Последние сами строили себе дома, сами изготавливали себе

орудия труда и мебель; они сами пряли и ткали, сами делали мыло и свечи,

одежду и обувь. Дело в том, что так называемый «внутренний рынок»

возникает не только вследствие разделения труда, но и вследствие

насильственного лишения народных масс принадлежавшей им ранее

собственности.

        Многие предприниматели привозили с собой в Америку из Англии

наемных рабочих. Но в Америке эти рабочие очень скоро возвращались в

прежнее, доиндустриальное состояние землевладельцев и таким образом, по

крайней мере, на первых порах, оказывались потерянными для капитализма.

Английский экономист и государственный деятель Эдуард Дж. Уэйкфилд

рекомендовал правительству повысить цены на землю в английских колониях,

чтобы «ни один рабочий впредь не был в состоянии приобрести землю до

того, как он начнет работать за денежную плату». Часть денег, уплаченных

рабочими за приобретенную ими в собственность землю, переводилась в

особую кассу, из которой государство оплачивало завоз в колонии новой

рабочей силы из метрополии. Таким образом, рабочим приходилось

трудиться, оплачивая транспортные расходы по ввозу в колонии новой

рабочей силы, предназначенной заменить их после того, как им снова будет

дозволено стать землевладельцами.

       При феодализме рабочая сила принадлежала землевладельцу. При

капитализме рабочая сила принадлежит рабочему. Но это право не приносит

ему никакой пользы, пока он не найдет владельца сырья, земли, недр и

средств производства, готового принять его на работу для производства

каких-либо продуктов при помощи этих средств производства и из этого

сырья. Продукт, создаваемый владельцем рабочей силы, в рамках данной

системы принадлежит не тому, кто его создает, а тому, кто предоставляет

необходимые для этого средства, то есть – капитал. Цена, которую

предприниматель платит рабочему за предоставление последним своей

рабочей силы, в силу необходимости ниже, чем стоимость, производимая

рабочим. В противном случае у предпринимателя не было бы никаких причин

покупать рабочую силу. Отличие товара под названием «рабочая сила» ото

всех остальных товаров заключается в том, что она, в ходе своего

использования, создает стоимость. Стоимость, безвозмездно присваиваемую

предпринимателем, мы, представители поколения, выросшего при

социалистическом строе с его обязательной зубрежкой «классиков

марксизма-ленинизма», традиционно называем «прибавочной стоимостью»

(термин, введенный в обиход первыми переводчиками трудов Карла Маркса в

конце XIX века; в настоящее время в экономике используется термин

«добавленная стоимость»).

         Предприниматели и подкармливаемые ими журналисты отрицают тот

вполне очевидный факт, что предприниматели заставляют рабочих

безвозмездно работать на себя, и что предприниматели изымают у рабочих

прибавочную (добавленную) стоимость, не давая рабочим ничего взамен. Но

попытки отрицать очевидное просто смешны, поскольку ничего не стоит

убедиться в том, присваивают ли предприниматели себе безвозмездную

прибавочную стоимость, или нет, и производят ли производители в свое

рабочее время больше, чем они получают. Прибавочная стоимость бросается

в глаза всякому, стоит только выглянуть из окна. А чаще всего достаточно

бывает одного взгляда на четыре внутренние стены квартиры или дома.

     Всякая стоимость создается трудом, и всякая стоимость, которой

работники не могут распоряжаться, является безвозмездно созданной ими

для работодателя прибавочной стоимостью.

     Куда бы мы ни посмотрели, повсюду мы видим настоящие монументы

прибавочной стоимости – банки, торговые центры, здания страховых

кампаний, гостиницы, фабрики, заводы, многоквартирные «элитные» дома,

пентхаусы, световую рекламу, частные виллы в «брынцаловском» стиле,

домашние футбольные поля, бассейны и теннисные корты, роскошные

особняки,  террористическую роскошь занимаемых начальством верхних

этажей, серьги в ушах владелиц «заводов, газет, пароходов» (стоимость

которых равна суммарной заработной плате, полученной одним или

несколькими рабочими за всю свою жизнь), яхты и меха, частные самолеты,

праздники, вторые, третьи и четвертые квартиры, принадлежащие одному и

тому же владельцу, летние бунгало на острове Тенерифе, пустующие большую

часть дней в году. Одной из форм прибавочной стоимости являются также

«офшорные» фирмы, капиталовложения за рубежом, которые ускользают от

наших взоров, но составляют много сотен миллиардов ежегодно.

       Как только рабочий или служащий вступает в трудовые отношения с

частным собственником средств производства, он начинает терять. Если он

ничего не теряет, ему не позволяют ничего производить. Тот факт, что

предприниматель оставляет рабочему лишь часть того, что рабочий

произвел, в обиходе описывается выражением «предприниматель платит

рабочему». Хотя в действительности не «предприниматель платит рабочему»,

а  как раз наоборот,  рабочий платит предпринимателю.

      Деньги являются удобным средством сокрытия подлинной сути

экономических процессов. Если мысленно вынести деньги за рамки

экономической сферы, то мы повсюду увидим услуги, оказываемые в форме

труда. Деньги являются не более чем свидетельством, или сертификатом,

права на приобретение услуг, оказываемых в форме труда.

 

       Всякая стоимость создается трудом. Выражение «прибавочная

стоимость» говорит о том, что стоимость, создаваемая человеческим

трудом, поддается измерению. Стоимость измеряется как бы при помощи

часов, а именно - при помощи времени, необходимого для того, чтобы

создать эту стоимость. Это необходимое время не одинаково в разных

частях света и в разные времена.

       Оно не является одинаковым и внутри одной страны. Одному

предприятию для производства продукта требуется не то же самое время,

что и другому предприятию.

        В понятие необходимого времени входит и время, необходимое для

производства содержания, то есть поддержания существования,

производителей. На поддержание их существования, то есть, их содержание,

требуется разный расход средств. Человек может потреблять больше, но он

может потреблять и меньше, он может жить припеваючи, хорошо и скромно.

Размер расходов на его содержание или же размер расходов на

воспроизводство рабочей силы, зависит, в частности, и от того, сколько

производители могут требовать от предпринимателей, то есть, от того,

насколько сильны производители. Их потребности определяются, в

частности, их силой. Затраты на восстановление рабочей силы зависят, в

частности, от затрат на обучение, необходимого для обеспечения

производства. Семья работников наемного труда предоставляет рынку

рабочей силы молодое поколение работников, заменяющее старшее поколение.

Поэтому в понятие расходов на восстановление рабочей силы входят и

затраты на содержание семьи работника.

      До тех пор, пока предприниматели конкурируют между собой, и,

вследствие этого, продают свой товар по цене, соответствующей его

стоимости – цена соответствует стоимости. Этот факт не исключает ценовых

колебаний, когда цена то поднимается несколько выше уровня стоимости, то

опускается несколько ниже уровня стоимости, но это явление продолжается

недолго и не приобретает большие размеры. Конкуренты постоянно стремятся

к компенсации. Если один из них продает товар по завышенной цене,

конкуренты начинают продавать свой товар по более низкой цене и таким

образом отнимают покупателей у того, кто продает товар по более высокой

цене. Если кто-то продает товар по заниженной цене, то, в конце концов,

разоряется, становится банкротом. Если кто-то продает товар по более

дешевой цене, чем конкуренты, и, тем не менее, все-таки получает прибыль

– например, вследствие разработки более дешевого, по сравнению с

конкурентами, производственного процесса - он тем самым вынуждает

конкурентов также производить товары более дешевым способом, если они

это сумеют, или же отказаться от продолжения производства, вследствие

отсутствия покупателей.

       Именно  средний показатель реального производственного времени,

то есть, времени, действительно необходимого для производства товара,

или, во всяком случае, большинства экземпляров того или иного продукта,

мы называем экономически необходимым рабочим временем. Именно этим

временем определяется стоимость продукта.

        Прибавочная стоимость включается в это время и не является

ценовой надбавкой. Когда речь идет о продуктах труда, произведенных

производителем безвозмездно, деньги скрывают «прибавочный труд», то есть

время, выходящее за рамки времени, в которое производитель производит

эквивалент для своего содержания и содержания своей семьи. Покупка и

потребление не создают стоимости, при  покупке и потреблении происходит

обмен стоимостью, при посредстве денег.

       Короче говоря, работница, трудящаяся на косметической фабрике,

ежедневно дает предпринимателю 20 баночек крема для кожи, ничего не

получая взамен. Она замечает это, когда идет в ближайший магазин

косметики и покупает там крем того же сорта. Она должна была бы получить

во много раз больше того, что она получила за производства того же

количества крема, но для этого необходимо уменьшить величину прибыли

предпринимателя и увеличить его затраты на выплату заработной платы

работницам.

       Нельзя осуждать производство прибавочной стоимости. В случае,

если бы производители пожелали в индивидуальном порядке присваивать себе

в полной мере все продукты своего труда, не смогло бы существовать

никакое общество. Прибавочная стоимость должна существовать, она должна

вкладываться в производственное оборудование, в центры обучения, в

учреждения здравоохранения, дома престарелых, детские учреждения, в

развитие транспортных коммуникаций. Весь вопрос заключается в том, кто

решает, как должен распределяться прибавочный продукт.

         Спрашивается: откуда, собственно, у крупных английских

торговцев взялось столько денег, чтобы они смогли построить на них

мануфактуры?

         К концу XVI столетия английские купцы постепенно осознали, что

на расширение своего бизнеса – торговли и производственных мощностей –

до уровня, соответствующего новым возможностям, открывшимся в сфере

торговли, им требуются гораздо больше капитала. Целый ряд состоятельных

купцов объединили свои капиталы и основали новое общество – «акционерное

общество», или «акционерную компанию», которая использовала этот

консолидированный капитал для создания крупных торговых предприятий и

фабрик.

       Когда выяснилось, что и этого недостаточно, они перешли к

организации пиратских операций, с целью грабежа испанского флота,

регулярно шедшего в Европу с грузом сокровищ из колоний. Стартовый

капитал, потребный для финансирования первой пиратской операции этого

рода, во главе с Фрэнсисом Дрейком (1577-1580 гг.), равнялся 5000 фунтам

стерлингов. В этом предприятии приняла финансовое участие сама королева

Англии Елизавета I Тюдор. Предприятие «королевских пиратов» принесло

прибыль, равную, как минимум, 60 000 фунтам стерлингов. Королева

получила половину этой суммы. А Фрэнсис Дрейк (между делом, первым из

британцев совершивший на своем рейдере «Золотая лань» кругосветное

плавание), кроме немалой доли награбленного – дворянский герб, рыцарское

звание и титул «сэр».

        В годы правления Елизаветы I ее пираты награбили за морем и

привезли в Англию не меньше 12 миллионов фунтов стерлингов. Эти деньги,

отнятые англичанами у испанцев, являлись продуктами труда индейцев

недавно открытого европейцами Американского континента.

Эксплуатировавшие труд индейцев испанцы в течение 50 лет истребили 15

миллионов индейцев, в частности, насильственным путем принуждая индейцев

трудиться. При этом они  умудрились уничтожить все туземное население

Гаити, Кубы, Никарагуа и побережья Венесуэлы.

      Страны, расположенные вне пределов Европы, были «открыты»

европейцами отнюдь не случайно и вовсе не вследствие любви европейцев к

приключениям. Подобные экспедиции были слишком дорогостоящими, чтобы

иметь столь легкомысленный повод для своего осуществления. Речь шла о

коммерческих предприятиях, тщательно планировавшихся компаниями,

включавшими в свой состав феодалов и богатое купечество. На протяжении

150 лет, прошедших с конца XV столетия до середины XVII века,

европейские мореплаватели открыли все части света, представлявшие

интерес для купечества. В 1519-1522 гг. Магеллан и его команда впервые

(более чем за полвека до Фрэнсиса Дрейка) совершили кругосветное

плавание. Всего за несколько лет мир стал гораздо больше, чем раньше.

       Морские путешествия, выходившие за пределы каботажного плавания

(при котором с борта корабля виден берег) перестали считаться смертельно

опасными лишь после того, как были сделаны вполне определенные

изобретения. В 1474 году математик Иоганнес Мюллер (в соответствии с

модой того просвещенного времени, именовавший себя на латинский манер

„Региомонтанусом“) опубликовал астрономические таблицы с указанием

расположенгия и передвижения Солнца, Луны и планет. С помощью этих

астрономических таблиц  европейские мореплаватели оказались теперь

способными более-менее точно рассчитать положение своего корабля в

открытом море. Существуют свидетельства, согласно которым уже в 1200

году во время морских путешествий использовалась магнитная игла. К концу

XIII века был изобретен компас с „розой ветров“ и карданнойт подвеской.

„Жезл Святого Иакова“ – крестообразный прибор, состоявшее из

вертикального жезла с передвижной поперечной перекладиной – в период с

XVI по XVIII век являлся главным инструментом мореплавателей. Старейший

сохранившийся до наших дней глобус датируется 1492 годом. Постепенно

люди пришли к мысли о том, что Земля действительно представляет собой

шар, а не диск (хотя отдельные мыслители высказывали догадки о

шарообразности Земли еще в античную эпоху – но тогда эти идеи не имели

практического применения, и потому сравнительно скоро оказались

преданными забвению).

        Испанские транспортные „серебряные флотилии“ являются наглядной

демонстрацией того, какие колоссальные богатства, отнятые у заморских

народов, перевозились в Европу в XVI веке европейскими феодалами и

купцами. Всего за семьдесят лет, с 1531 по 1600 год, они вывезли из

Центральной и Южной Америки, в частности – из Аргентины («Аргентина»

означает в переводе «Серебряная страна») 7500 тонн серебра. Оставшийся

неизвестным испанец сообщал в письме домой, что «в Испанию везут не

серебро, а пот и кровь индейцев».

         После того, как испанцы истребили индейцев на каторжных работах

в рудниках, они стали заменять их африканцами. Вследствие этого возник

просуществовавший три столетия «транспортный треугольник». Европейские

купцы вели на побережье Западной Африки с вождями туземных племен

меновую торговлю, получая чернокожих рабов в обмен на европейские

текстильные, железные и латунные изделия, табак, оружие и алкоголь.

Обмененных на эти товары чернокожих невольников купцы везли морем в

Бразилию, Вест-Индию и в южную часть Северной Америки- например, на

табачные и хлопковые плантации Виргинии. Виргиния (что в переводе с

латыни означает «Девственная») – первая английская колония в Северной

Америке – получила свое название от той же самой, недоброй памяти,

покровительницы морских разбойников Елизаветы I Тюдор –

«королевы-девственницы» (справедливости ради, следует заметить, что

первоначально благоволивший англичанам Царь Иоанн Васильевич Грозный со

временем, «раскусив» их, именовал «королеву-девственницу» несколько

иначе – «пошлой девицей», которой «мужики торговые указывают, как

править» – и был прав)! Из Америки английские купцы перевозили на своих

кораблях в Европу продукты, произведенные на заморских плантациях –

сахар, табак, хлопок, кофе.

        Количество чернокожих рабов, вывезенных в Америку европейскими

купцами в период с 1520 по 1850 гг., составляло, по разным оценкам, от

восьми до десяти миллионов. Именно каторжным трудом этих проданных

собственными вождями в рабство за море негры была создана немалая часть

того богатства, с помощью которого европейские торговцы реализовали на

практике революционные методы производства продукции, характерные для

капитализма. В течение девяти лет, с 1636 по 1645 год, голландская

торговая Вест-Индская компания продала плантаторам в Америке 23 000

негров на общую сумму в 6,7 миллионов флоринов, из расчета примерно 300

флоринов за человека. В то же время стоимость товаров, отданных

голландцами племенным африканским вождям (а частично – участвовавшим в

торговле «черным деревом» арабским работорговцам) в обмен за черных

невольников, составляла не более 50 флоринов за человека. За десять лет,

прошедшие с 1783 по 1793 год, работорговцы Ливерпуля продали 300 000

рабов за 15 миллионов фунтов. Часть вырученных денег была использована

ими для учреждения знаменитых ливерпульских промышленных предприятий,

немало способствовавших славе Англии как «всемирной мастерской» в

последующие десятилетия.

        Нам всегда бывает интересно изучать историю, если она связана с

нами лично. Ученика всегда волнует способность преподавателя истории

указать на живую связь, существующую между ним и, скажем, Гаем Юлием

Цезарем.

      Нас оставляют равнодушными сухие рассказы школьных учителей, от

которых мы узнаем об изобретении паровой машины или механической прялки

«Дженни», потому что учителя представляют нам эти изобретения, как дело

случая, в силу совершенно произвольного стечения обстоятельств,

сделанные в нужном месте и в нужное время. Мы слишком мало узнаем на

уроках истории в школе о причинах, по которым тот или иной человек

решился тратить время и деньги на осуществление своего намерения

разработать ту или иную машину.

       В действительности все эти изобретения отнюдь не случайно

оказались сделанными в нужном месте и в нужное время. И отнюдь не талант

изобретателя являлся  единственной причиной того, что изобретение не

только было сделано, но и нашло признание. Так называемая механическая,

или, как ее еще называют, промышленная революция также была отнюдь не

следствием счастливого совпадения по времени и месту целого ряда

гениальных идей. Все важные изобретения являлись ничем иным, как

найденным в результате упорных поисков решением той или иной проблемы,

препятствовавшей дальнейшему увеличению капитала.

        Накопив, в результате своих торговых операций, определенную

массу продуктов труда, английские торговцы корицей из Ливерпуля или

торговцы сукном из Брюнна (ныне - Брно) начали осознавать, что отныне им

не обойтись без дальнейшего развития естественных наук. Для увеличения

объема товаров буржуазии потребовались естественнонаучные открытия и

изобретения. Далеко не случайным представляется в этой связи то

обстоятельство, что люди начали последовательно и интенсивно изучать

причины определенных явлений природы не в VIII и не в XII веке, а лишь

начиная с  XVI-XVII вв. Для окончательной победы над классом феодалов

классу буржуазии необходимо было научиться повелевать природой. Для

обеспечения своего существования класс буржуазии нуждался в прогрессе.

Только тот, кто имел на то важные экономические причины, был способен

проявить мужество, необходимое для того, чтобы на протяжении длительного

времени столь неслыханным, опровергающим все традиционное и зачастую

даже опасным для жизни, в силу его осуждения судом и инквизицией,

способом подходить к изучению природы.

        На протяжении  столетий, предшествовавших промышленной

(индустриальной) революции, власти предержащие нередко конфисковали

машины, изобретение которых, по их мнению, грозило привести к

безработице среди трудящегося населения. В XVII веке в Великобритании, а

затем и во Франции было запрещено использования механического чулочного

станка. В 1623 году было запрещено использование швейной машинки, а в

1635 году в Англии запретили применение циркулярной пилы с ветряным

приводом. Около 1580 года житель Данцига (нынешнего Гданьска) изобрел

станок, способный ткать одновременно несколько видов материи. Данцигский

городской совет запретил использование этого станка и приказал казнить

изобретателя из опасения, что использование его изобретения приведет к

обнищанию множества рабочих. Подобные запреты неоднократно издавались

феодальными властями во всех странах Европы. Да и сами ремесленники

нередко ломали машины, грозившие лишить их скудного заработка. Для

примера можно указать хотя бы на английских „луддитов“ конца

XVIII-начала XIX в.в., тщетно пытавшихся уничтожить станки, отнимавшие у

них хлеб насущный. Между прочим, первая речь, произнесенная молодым

поэтом лордом Джорджем Гордоном Байроном в британском парламенте, была

направлена именно в защиту „луддитов“.

       К середине XVIII столетия для того, чтобы ткач мог работать

полный день, требовалось количество пряжи, произведенный за день десятью

пряхами. После улучшения ткацкого станка вследствие изобретения так

называемой быстрочелночной системы, ткачи начали работать ещн быстрее,

чем пряхи. Чтобы сократить этот разрыв во времени, власти стали

заставлять прясть заключенных в тюрьмах и пытаться склонить крестьянских

жен сделать прядение своей основной профессией. Тем не менее, пряжи

по-прежнему катастрофически не хватало.

        Предприниматели объявили премии за изобретения, способные

улучшить метод прядения. Многие ремесленники экспериментировали в этой

области. Наконец, в 1764 году ткач Джеймс Харгривс изобрел механическую

прялку, которую, в честь своей дочери, назвал „Дженни“. Изобретение

механической прялки принципиально изменило процесс производства пряжи.

Одна такая механическая прялка работала одновременно с несколькими

инструментами (хлопковыми веретенами), в то время как человек был

способен пользоваться одновременно только одним инструментом, одной

прялкой с одним веретеном. Но потребовалась работа двух поколений

ремесленников-инженеров над усовершенствованием механической прялки,

прежде чем она нашла повсеместное признание и распространение.

         Однако в результате механические прялки оказались

усовершенствованными настолько, что производили гораздо больше пряжи,

чем были способны переработать ткачи. Теперь техники сконцентрировались

на разработке усовершенствованного ткацкого стагка. И в 1785-1789 гг.

англичанин Картрайт сконструировал ткацкий станок с водяным приводом.

          Мы уже говорили, что капиталист стремится повысить

продуктивность от совершаемых работником движений. Он буквально

закачивает труд в пустоты производственного процесса феодальной эпохи.

Причем он делает это неосознанно. Он вводит новые машиеы не потому, что

заинтересован в повышении продуктивности человеческого труда как

таковой. Прогресс, являющийся результатом предпри нимаемых капиталистом

усилий, является неизбежным побочным продуктом  его усилий, направленных

на дальнейшее увеличение прибыли.

           Новые машины, причем не только ткацкие станки, первоначально

приводились в движение силой воды. Во многих случаях рабочие сами

приводили в движение машины, которые теперь работали инструментами,

которыми раньше работали рабочие. По мере ввода в производство все

большего количества прядильных и ткацких станков все большее значение

приобретала проблема приводной силы.

           До начала использования каменного угля в железоплавильном

производстве использовался древесный уголь. Но, по мере истощения

запасов древесины в Англии, владельцы железоплавильных заводов принялись

искать новые виды топлива. Оказалось, что каменный уголь излучает больше

тепла, чем древесный. Поэтому каменный уголь мгновенно превратился в

незаменимый товар. Его полезность вынудила людей начать добывать большие

массы каменного угля из недр земли. При этом люди столкнулись с новыми

техническими проблемами. Одной из главных проблем была необходимость

удалять воду из шахт.

         Под поверхностью земли располагаются обширные водные горизонты,

поэтому деятельность угледобывающего предприятия нередко напоминает

деятельность предприятия, занимающегося устройством колодцев. Глубина и,

соответственно, продуктивность угольной шахты зависит от того, насколько

быстро можно удалить из нее воду. Так, например, не целесообразно бурить

и начинать разрабатывать шахту, если приходится прекратить разработку на

глубине 50 или 100 метров. Начиная с 1740 года, шахтеры использовали для

откачки воды из угольных шахт прототип паровой машины. Нас, выросших при

социализме, еще учили в школе, что в 50-е гг. XVIII века талантливый

русский инженер Ползунов изобрел на Урале «огненную» (паровую) машину.

Так ли это было в действительности – Бог весть. Нас ведь учили и тому,

что первый в мире паровоз («пароход») изобрели – опять же ну Урале –

братья Черепановы. А потом вдруг оказалось, что первый паровоз изобрел

все-таки английский инженер Стефенсон, а про Черепановых (и заодно – про

Ползунова с русским инженером Можайским, якобы изобретшим первый в мире

самолет!) велели просто-напросто забыть! Во всяком случае, не подлежит

сомнению, что в 1784 году англичанин Джеймс Уатт настолько

усовершенствовал паровую машину, что она превратилась в рабочую силу,

как источник энергии, способный заменить энергию, или силу, воды.

        До тех пор, пока сила воды оставалась единственным источником

энергии, фабрики непременно строились на берегу реки, сила течения

которой должна была являться достаточной для того, чтобы вращать водяное

колесо-маховик. И лишь после изобретения паровой машины фабрики стали

концентрироваться в городах. Поэтому паровая машина является матерью

промышленных городов. Кроме того, сила пара позволяет дозировать и

транспортировать энергию.

        Производство первых машин осуществлялось еще по старинке,

вручную (первоначально они изготавливались из дерева, как, к примеру,

упомянутая выше механическая прялка „Дженни“) на мануфактурах. Насколько

фантазия изобретателей зависела от привычных, традиционных форм,

становится ясно при виде первоначальной модели паровоза, снабженной

механическими „ногами“, которые он при передвижении должен был

поочередно, на манер лошади, поднимать и опускать. По мере перехода к

производству машин из железа и стали люди, однако, изменили методы

переработки железа. По ходу дела техники учились обхождению со все

большими массами металла.

        Предпринимателям требовалось все больше машин. Это привело к

преобразованию в области методов прооизводства машин – машиностроителям

пришлось перейти к изготовлению машин не вручную, а при помощи других

машин. С этой целью им приходилось разрабатывать все новые и все более

специализированные машины – например, паровой молот, токарный станок,

фрезеровальный станок, сверлильный станок. Почти все эти машины, за

небольшими исключениями, были изобретены в Англии, поскольку проблемы,

на решение которых было направлено изобретение данных машин, возникли в

Англии на двадцать, а то и на тридцать лет раньше, чем в других странах

мира. В период с 1740 по 1830 гг. производство железа в Англии возросло

с 20 000 до 680 000 тонн.

        Эти преобразования, в свою очередь, влекли за собой

преобразования в других областях техники. Они вызывали к жизни все новые

проблемы – например, проблемы в области транспорта и обмена информацией.

И решения этих проблем были найдены в виде железных дорог, пароходов,

телеграфа, телефона, автомобиля и самолета.

       Как мы уже говорили, намерением называется способность стараться

находить обходные пути, чтобы по возможности избежать голодной смерти,

не теряя при этом нервов. Механический (промышленный) способ

производства вынуждает нас искать все более долгие обходные пути. В

процессе производства люди все реже соприкасаются с продуктами своего

труда. Инженер принимает участие в изготовлении хлеба, проводя испытания

сплава, из которого должны быть изготовлены шарики, которым предстоит

вращаться внутри шарикоподшипника внутри машины для замеса теста. Тот

факт, что обходные пути становятся все более долгими, являеся наглядным

выражением все большей взаимной зависимости индивидуумов, то есть, все

большего „обобществления“ труда. Последнее означает, что сегодня никто

уже не может произвести что-либо без участия других людей в процессе

производства.

        И обязаны этим мы старушке Англии, матери всех демократий этого

мира.

 

 

Сайт управляется системой uCoz